Такэдзо. Да, слушаюсь… (Такэдзо машинально садится перед Мицуэ.)
Мицуэ. В Хиросиме было очень много людей, которые имели право стать счастливее меня. Поэтому я не могу быть счастливой за их счет. Я не могу оправдать себя перед этими людьми.
Такэдзо. О каких людях ты говоришь?
Мицуэ. Например, Акико Фукумура…
Такэдзо. Фукумура… Эта та девочка?
Мицуэ (кивая). И в гимназии, и в институте она всегда была со мной, мы сидели рядом восемь лет. Ее фамилия Фукумура, моя — Фукуёси. Наши имена в списке были рядом, мы обе состояли в легкоатлетическом клубе, нас даже называли «дважды Фуку».
Такэдзо. Хорошо, что вас было только двое. Если бы еще две-три девочки были по фамилии Фуку, то вас называли бы «много Фуку», что значит безобразные бабы.
Мицуэ (еле удерживаясь от смеха). В институте мы с Акико-сан организовали кружок старых сказок. Она была председателем, а я ее заместителем. Именно Акико-сан предложила принцип кружка — не искажать старые сказки.
Такэдзо. Вот почему ты так упрямо настаивала на этом.
Мицуэ. Да.
Такэдзо. В учебе вы всегда соревновались между собой.
Мицуэ (качает головой). Нет. По бегу мы, действительно соревновались друг с другом, а в учебе я никогда не была лучше Акико-сан. В этом, по-моему, виноват ты, папочка.
Такэдзо. Ох, какая ты неблагодарная дочь!
Мицуэ. К тому же, Акико-сан была очень красива. Она была самая красивая и в гимназии, и в институте. Так все говорили.
Такэдзо. По-моему, ее мама была красивее собственной дочки. Она преподавала девушкам швейное мастерство у себя дома. И при этом была вдовой. Перед ней я терялся, не мог слова вымолвить.
Мицуэ. Ага, поэтому, папочка, ты писал ей письма. И посылал их с рисом и консервными банками. «Весной сего года я надеюсь вместе с вами любоваться ночными вишнями горы Хидзи. Всегда покорный вам Такэдзо Фукуёси. Госпоже Сидзуэ Фукумура. Преклоняясь перед вами..».
Такэдзо. Как ты узнала об этом письме?!
Мицуэ. Акико-сан показала его мне и сказала: «Фраза „Преклоняясь перед вами“ звучит очень смешно».
Такэдзо. Разве смешно?
Мицуэ. Обычно так не пишут женщине в конце письма.
Такэдзо. Вообще неприлично такие письма показывать другим. Вдова, несмотря на изящную красоту, оказывается, была легкомысленна.
Мицуэ. Но ко мне она относилась очень нежно и ласково. Как родная мама.
Такэдзо. Я так хотел, чтобы она стала твоей настоящей мамой. Только один иероглиф надо было изменить в фамилии Фукумура.
Мицуэ (удерживаясь от смеха, с серьезным видом). Акико-сан была девушкой, которая действительно достойна счастливого будущего.
Такэдзо. Почему ты так думаешь?
Мицуэ. Она была красивее меня. Она училась лучше меня. Ее любили и уважали больше меня. И она спасла меня, защитила от взрыва.
Такэдзо…От атомного взрыва, тебя?
Мицуэ (кивая, отрывисто). Я живу сейчас, благодаря Акико-сан.
Такэдзо. Какая нелепость. В тот момент в нашем саду были только ты и я. Где же была Акико-сан?
Мицуэ. Она спасла меня своим письмом.
Такэдзо. Письмом?..
Мицуэ. Акико-сан уже преподавала в префектурной женской гимназии и вместе со своими ученицами была на заводе по сборке самолетов на острове Окаяма Мидзусима. Накануне я получила от Акико-сан письмо, всю ночь не спала и писала ответ. Утром, по дороге в библиотеку я хотела опустить письмо в почтовый ящик. Держа в руке толстый конверт, я шла по саду в сторону калитки…
Такэдзо. А я тогда находился на веранде и палкой бил рис в большой бутылке, очищая его. Ты проходила мимо каменного фонаря, и я сказал: «Доченька, будь осторожна на дороге»…
Мицуэ (кивая). Услышав твой голос, я обернулась. И тут же увидела над крышей нашего дома истребитель Б-29, и что-то сверкающее в небе. «Папочка, Б-29 что-то сбросил!»…
Такэдзо. А я ответил: «Интересно, еще не было сигнала воздушной тревоги». И вышел в сад.
Мицуэ. «Что он сбросил? Наверное, опять провокационные листовки…». Я смотрела на небо и уронила письмо под каменный фонарь. Я заметила его на земле и присела, чтобы поднять. В этот момент все вокруг стало бледно-белого цвета.
Такэдзо. А я увидел пламенный шар, по яркости равный двум солнцам.
Мицуэ. Ах, мой бедный папочка…
Такэдзо. В центре шар был ослепительно белого цвета, по краям — неприятно желтый и красный. Огромный шар… (Пауза.)(обращаясь к дочери). А дальше?
Мицуэ. От горячих лучей этого страшного пламеневшего шара защитил меня каменный фонарь.
Такэдзо (в восхищении). Этот каменный фонарь?! Впервые слышу! Стоил он довольно дорого! Значит, достоин был своей цены.
Мицуэ. Если бы я не получила письмо от Акико-сан, я бы не присела в тот момент у каменного фонаря. Вот почему говорю, что Акико-сан меня спасла… (Мицуэ внезапно закрывает лицо руками.)
Такэдзо. Что с тобой?
Мицуэ. В то утро Акико-сан первым поездом вернулась из Мидзусимы в Хиросиму.
Такэдзо (отчаянно). Ах…
Мицуэ. Она каждый вечер проводила дополнительные занятия, для этого требовались бумага и печатная машинка. Она приехала в Хиросиму, чтобы получить все это в канцелярии своей гимназии.
Такэдзо. И что? Что случилось? Неужели…
Мицуэ. Она зашла к маме в Нисиканнон и ровно в 8 часов отправилась в школу. Бомба взорвалась, когда она проходила мимо больницы красного креста в районе Сэнда.
Такэдзо (причитает). Ой, ой, ой…
Мицуэ. Мама Акико-сан нашла свою дочь только через день, среди других трупов на полу у запасного входа больницы…
Такэдзо. Как ей не везет.
Мицуэ (рыдает). Задняя часть ее брюк была полностью сожжена, ягодицы обнажились… маленький клочок иссохшей калы торччал…говорили… (Пауза.)
Такэдзо. Хватит. Я почти понял, почему ты запрещаешь себе обычное человеческое счастье.
Мицуэ.(молчит).
Такэдзо. Однако, доченька, можно рассуждать по-другому. Стань счастливой не ради себя, а в память Акико-сан…
Мицуэ (прерывает отца). Я так не могу!..
Такэдзо. Почему не можешь?
Мицуэ. Я обещала маме Акико-сан…
Такэдзо. Обещала?..
Мицуэ (кивая головой). Да, это похоже на обещание.
Такэдзо. И что ты обещала?..
Мицуэ. Я встретилась с матерью Акико-сан через три дня после взрыва. До этого меня приютила наша бывшая учительница госпожа Хориути. Она жила в Миядзима.
Такэдзо. Госпожа Хориути. Я где-то слышал это имя.
Мицуэ. В гимназии она преподавала икэбану.
Такэдзо. Ах, помню эту старую учительницу.
Мицуэ.(молча кивает головой).
Такэдзо. Тебе повезло, что она была столь любезной.
Мицуэ. Госпожа Хориути ободряла и поддерживала меня. 9 августа я вернулась в Хиросиму. В городе воняло, как будто пекли рыбу.
Такэдзо (нежно). Наверное, я был красиво сожжен.
Мицуэ. Я собрала твои кости, папочка, безутешно рыдая.
Такэдзо. Спасибо тебе за это.
Мицуэ. Затем я отправилась в Нисиканнон, где находился дом Акико. Весь район был полностью выжжен. Ее маму я нашла в подвале. Спина разбухла от ожога, как будто она несла большой мешок. Поэтому госпожа Фукумура лежала вниз лицом…
Такэдзо. Как это жестоко!
Мицуэ. Увидев меня, мама Акико-сан очень обрадовалась, встала и крепко-крепко обняла меня. Она благодарила меня за то, что я нашла ее. Но когда она рассказывала о своей дочери, лицо ее исказилось. Госпожа Фукумура гневно смотрела на меня… (Мицуэ не может продолжать.)
Такэдзо. Что она сказала?
Мицуэ. «Почему ты осталась в живых?».
Такэдзо. (недоумевает, не понимая).
Мицуэ. «Почему ты осталась в живых, а не моя дочь?!». (Пауза.)
Мицуэ. Мама Акико-сан скончалась в конце августа…
Такэдзо. Может быть, я ошибусь, если предположу, что Сидзуэ-сан была вне себя, потому и сказала такую нелепость…
Мицуэ (резко качая головой). Нет, неестественно, что я осталась жить!
Такэдзо. Не смей так говорить!